Илай Уоллак, 96 лет!!!
О том, что я выживший из ума старик, поговаривают, кажется, уже лет тридцать.
Я родился в Нью-Йорке, и мы были единственной еврейской семьей в итальянском квартале. Все свое детство я наблюдал за тем, как итальянцы осеняют себя крестом по сорок раз на дню. Потом уже, когда Серджо Леоне пригласил меня в «Хороший, плохой, злой», он предупредил, что в одной из сцен мне придется креститься. Я сразу вспомнил, как итальянцы делали это там, в Бруклине, и перекрестился именно так, как делали они. Серджо удивился и спросил, где я этому научился. Я говорю: «В Бруклине». А он говорит: «А ну-ка перекрестись еще раз».
Я ненавидел школу и все время проводил в нью-йоркском юношеском клубе на Бедфорд-авеню, где был драмкружок. Помню, как-то раз я играл старика с бородой. Он потерял свою дочь и перестал верить в бога. В зале сидели ребята из моего района, и в какой-то момент они стали кричать: «Эй, это не старик! Это Илай! Он просто приклеил бороду!»
Мой отец хотел, чтобы я был учителем. В нашей семье учителями были все, но я сказал: «Нет, я хочу быть актером». Тогда отец пустился в долгие объяснения. Актеры, сказал он, никогда не зарабатывают денег. Тебе будет не на что жить, а когда ты состаришься, тебе никто не будет платить пенсию. А вот учителям, сказал он, платят всегда.
читать дальшеКогда началась вторая мировая, меня призвали. Моя девушка — а она была врачом — сказала, что сможет спасти меня от армии и устроит мне ложный пневмоторакс (скопление воздуха в плевральных полостях. — Esquire). Через специальную иглу она пообещала закачать мне в спину воздух, после чего мои легкие будут выглядеть на рентгене так, что в армию меня не возьмут никогда. Я сказал: «Нет, спасибо». И вот я оказался голым в ряду солдат, которых осматривали доктора. Передо мной стоял парень, который сказал, что плохо слышит, и они отправили его обратно домой. Я был следующим и сказал, что у меня плоскостопие. «Как мило, — сказал доктор. — У меня тоже». Я и отправился на войну.
В тот момент, когда мы сбросили на Японию бомбу, я подумал: «Боже, наконец-то я смогу вернуться домой». Думать о том, что именно мы тогда сделали, у меня просто не было сил.
С моей женой (Энн Джексон. — Esquire) мы сыграли свадьбу в 1948 году. Это очень легко запомнить: как раз в этом году Израиль стал государством.
Марлон Брандо, как я его помню, страшно любил дразнить людей. Незадолго до того, как мы с женой сыграли свадьбу, она сдавала ему квартиру на Пятой авеню, и в мои обязанности входило забирать у него месячную плату — 35 долларов. Но каждый раз он придумывал какие-то причины, почему именно сейчас он никак не может заплатить. Например, он говорил: «У меня шины на мотоцикле совсем истерлись, пришлось покупать новые, так что денег у меня нет». Или: «Слушай, я и так задолжал психиатру за два месяца, зайди на следующей неделе». Но в конце, здорово позлив меня, он всегда говорил: «Ладно, вот твои 35 баксов».
Мир делится на тех, у кого есть друзья, и тех, у кого их нет.
Позволить критикам превозносить тебя — это то же самое, что позволить палачу восхищаться твоей шеей.
Не нужно ожидать от меня, что я скажу что-то новое и свежее. Ведь я человек, который всю свою жизнь прожил в прошлом тысячелетии.
Я не особо дружу с технологиями, не знаю, что такое диски, не использую компьютер и не выхожу в интернет. Лишь недавно я, наконец, догадался, что такое «точка ком». Это просто старенькая блядь из Канзас-Сити. Вот и все. А факс, который стоит у меня в прихожей, мне дети притащили.
У немого кино были свои преимущества. Сейчас почти все фильмы ты можешь смотреть вполоборота. То, что ты не увидишь, — ты услышишь. Но с немым кино такие штучки не проходят. Отвернулся от экрана — значит, все пропустил!
Книгу своих воспоминаний я напечатал на машинке. Это заняло у меня четыре года. А потом я встретил одного человека, и он говорит мне: «Отличная книга! Прочитал не отрываясь, за пару часов». И я подумал: «Господи боже, я торчал с ней четыре года, а он взял и прочитал ее в один присест!»
Когда-то — чтобы показать свой достаток — ты покупал себе шелковые рубашки, мягкие шляпы, породистую лошадь и вставлял пару золотых зубов. А сейчас все стало слишком сложно.
Меня здорово веселит, когда люди едва после тридцати жалуются мне на возрастные проблемы.
Я всегда говорю журналистам: «Пожалуйста, не указывайте мой возраст. Это плохо сказывается на моем заработке, потому что все режиссеры начинают думать, что я уже не способен запоминать роль».
Я всегда готов кого-нибудь сыграть.
За то, что я сыграл мистера Фриза (злодей из комиксов. — Esquire) в «Бэтмене» (телесериале 1966-68 годов. — Esquire) мне заплатили 350 долларов. И вот не так давно Арнольд Шварценеггер тоже сыграл Мистера Фриза (в фильме «Бэтмен и Робин» 1997 года. — Esquire), и ему отвалили 20 миллионов. Когда я услышал это, у меня чуть не приключилась падучая. Я пришел к жене и сказал ей: «Не могу поверить, что угрохал кучу времени и получил за это какую-то насмешку, а этот парень пришел, сыграл и ушел — и они швырнули ему 20 миллионов». Жена улыбнулась и сказала: «Купи штангу и подкачайся». Спустя месяц мы были в Вашингтоне, и там была одна женщина, которой я рассказал эту историю. Она позвонила Шварценеггеру, а на следующий день передала мне: «В отеле вас ждет небольшой сюрприз». Вечером я пришел к себе в номер, а там стояла коробка, внутри которой были две маленькие гантели. Неплохо, правда? После этого я даже собирался написать ему что-то вроде «Дорогой губернатор, я очень оценил ваш прелестный подарок, но где те 10 миллионов, которые я так ждал?»
Мне повезло, что моим первым вестерном была «Великолепная семерка».
Да, меня все еще очень легко удивить. Есть множество историй, которые не выходят у меня из головы, но вот только я ни одной не помню.